Для литературной газеты "Зарубежные задворки"

В шквале звонков и писем, обрушившихся на редакцию после выхода статьи ганноверского автора Юрия Кудлача "Русский вопрос", часто звучало: расскажите кто этот автор, и дай Бог вам и ему здоровья. Некоторые их звонивших знали Кудлача по его публикациям в газете "Европа-экспресс", другие читали его прозу в интернете, а кое-кто даже знал, что прежде чем стать литератором, Кудлач был музыкантом. В те самые дни, когда в нашей газете появилась статья Кудлача, в Ганновере с блеском прошла презентация его книги "Второе лицо единственного числа". В числе "захваченных" неожиданными поворотами сюжетов, восхищенных великолепным языком и тонким юмором автора, оказалась журналистка Анна Циприс. Мы публикуем ее беседу с Кудлачем и тем самым выполняем просьбу наших читателей.

- Как же случилось, что пианист Юрий Кудлач стал многогранным и профессиональным литератором?

- Спасибо за комплимент!
Конечно, этот переход не произошёл одномоментно, как говорят в Германии – с сегодня на завтра. С пяти лет я профессионально занимался музыкой, играл на рояле. И думать не думал, что когда-нибудь "изменю" этому чёрному ящику. Я вырос в очень бедной семье. Моя мама тяжело работала, чтобы дать мне возможность учиться. И, поступив в консерваторию, чтобы не находиться больше на мамином иждивении, я начал искать возможность как-то заработать. В те времена моими самыми близкими друзьями были студенты университета – филолог и математик. По ночам они ходили на станцию Одесса-Товарная и зарабатывали разгрузкой вагонов. Они звали меня с собой. Этого я по понятным причинам делать не мог: пианист, я должен был руки беречь. Так в поисках заработка (джентельмен в поисках десятки, как сказал Остап Бендер) я пришёл на радио. Но оказалось, что пианист им не нужен, но зато нужен репортёр. Я начал отнекиваться, говорить, что не умею. И тогда редактор музыкальной редакции, куда я пришёл, произнесла "историческую", годную на все случаи жизни фразу: "Жрать хочешь – научишься". Я благодарен этой женщине и помню её до сих пор. Довольно быстро я освоил это ремесло, и вот именно с этого момента я и начал зарабатывать не только игрой на рояле, но и словом. Дальше больше. Года за два до отъезда в Германию я ушёл из консерватории, где преподавал в то время, и начал работать сценаристом на Республиканском телевидении в Алма-Ате. Писал сценарии каких-то передач, сам же их и вёл в эфире, написал три сценария для телефильмов, по одному из них фильм был снят. Ужасная гадость получилась, стыдно вспоминать. Как я теперь понимаю, всё это было подготовкой к литературному труду.
Свой первый рассказ я написал в 1992 году уже в Германии. Неожиданно для меня его опубликовал замечательный московский журнал "Столица". Окрылённый успехом, я тут же написал что-то ещё. Потом ещё. Это было так легко, я писал одной левой. Мне уже стало казаться, что я большой писатель. Я уже начал было снисходительно посматривать на окружающих, как однажды, в идиотском упоении перечитывая всё мною написанное, я вдруг понял, что "писатель" писать-то, собственно, не умеет. До меня как-то вдруг дошло, что примитивный пересказ случаев из жизни не есть литература. Это было шокирующее открытие. Оно меня моментально отрезвило. И я начал упорно учиться. Я поступил в свой собственный "литературный институт", где одновременно был и студентом, и профессором. Каждый день я изобретал новый велосипед. Методом проб и ошибок я учился строить фразу, открывал для себя такие понятия, как метроритм, форма, равновесие частей, роль аллитерации, значение глагола и его место; учился писать диалоги, то есть, осваивал технику этого дела. Ну, и судя по Вашим словам, освоил таки.

- А почему у Вашей книги такое необычное название? Ведь речь в ней не идёт о русской грамматике.

- В этом названии я зашифровал свою биографию. Каждый человек неповторим и существует в единственном числе. И я не исключение. Моя первая профессия музыка. Ну а литература – это моё второе лицо.

- Как у Вас возникают сюжеты и вообще, сколько времени Вы проводите ежедневно за письменным столом? Вы пишете – "под настроение", от случая к случаю?

- Лучше всего получается, когда пишу "под заказ". Тогда работа спорится. Я очень понимаю Чайковского. Самые гениальные его произведения написаны исключительно "под заказ". Это мощный стимул. А сюжеты возникают по-разному: из анекдота, из воспоминания, из пустяка, из мимолётной встречи, даже из запаха. Например, толчком для написания новеллы "Мангышлак" послужил запах, который я помню с детства – запах свежеочиненных карандашей и нагретого солнцем паркета. Иногда сюжет возникает из слова. Поэтому невозможно заранее узнать, когда и как в сознании вспыхнет очередной сюжет.

- Как складывалась Ваша жизнь до приезда в Германию, была ли она вполне благополучной, сносной или совершенно невозможной? Что подтолкнуло Вас к решению "ехать" и почему именно в Германию?

- Вот это очень интересный вопрос.
Нет, моя жизнь там была относительно благополучной. Особенно в последние годы. Я стал очень хорошо зарабатывать, появилась какая-то стабильность, сын поступил в университет. Вроде всё было хорошо. Это с одной стороны. С другой же – я с самого пионерского возраста инстинктивно ненавидел омерзительную советскую идеологическую давиловку и вселенское враньё. Я никогда не был открытым диссидентом, но всю свою "советскую" жизнь прожил во внутренней оппозиции. Впрочем, как и вся советская интеллигенция. Ничего удивительного в том, что носившаяся в воздухе идея эмиграции захватила и меня. Я понимал, что надо уезжать, но куда? В Израиль я ехать не хотел. Для этого у меня были основания, но позвольте о них умолчать. Америка меня тоже не привлекала. Поэтому мои размышления об эмиграции были довольно вялыми и носили чисто умозрительный характер. Основным же толчком для принятия решения послужила, как это ни странно, моя любовь к музыке. И не просто к музыке, а к немецкой музыке. Моими самыми любимыми композиторами были Бетховен, Шуман, Брамс и Гуго Вольф. С моей покойной женой, тоже пианисткой, мы годами, сидя на кухне, мечтали: как было бы здорово, если бы можно было уехать в Германию. Чтобы не только увидеть страну, которая дала миру этих гениев, но и жить там, приобщиться к этой великой культуре. Но в те далёкие восьмидесятые никому даже в самом фантастическом сне не могло присниться, что Германия будет принимать эмигрантов. Никто об этом даже и не думал. Не говоря уже о том, что для большинства советских людей, опалённых войной, Германия ассоциировалась исключительно с истерическими воплями "хэнде хох!" и словами "фашизм", "эсэсовец" и "гестапо". Эта подлая война начисто вымыла из нашего сознания тот факт, что Германия – колыбель европейской культуры, что тот феномен, который ныне зовётся европейской музыкой, практически родился в трёх странах – Италии, Германии и Австрии. А вот для меня это было главным. Именно это и послужило основной причиной моего переезда в Германию.

- Вы уже здесь 16 лет. Расскажите о своём творческом пути в Германии. С какими трудностями в восприятии немецкого менталитета Вы столкнулись? Считаете ли Вы себя больше "русским" или уже полностью, как сегодня говорят, "интегрировались" в немецкую среду? Есть ли у Вас друзья среди коренных немцев?

- Насчёт менталитета. Знаете, я всегда ощущал себя европейцем. Поэтому особых трудностей с немецким менталитетом у меня не было. Тем не менее, я абсолютно не интегрирован в немецкую среду, и близких друзей среди немцев у меня нет. Я давно уже понял, что дружить с немцем (равно как и с американцем, французом или шведом) просто невозможно: у нас абсолютно разные представления о том, что такое дружба. А хороших знакомых среди немцев у меня очень много. О творческом пути: в 1995 году я стал доцентом Высшей школы музыки и театра Ганновера и восемь лет преподавал там фортепиано, то есть вернулся к своей первой профессии. Но эта дорога привела в никуда: в 2002 году смертельно заболела моя жена, и я стал манкировать своими служебными обязанностями. Меня предупредили, что уволят. Я не стал возражать. Так я потерял это место. И, честно говоря, абсолютно об этом не жалею: по-видимому, в моей душе уже зрело решение сделать литературу главным делом жизни.

- И Вы полностью "завязали" с музыкой?

– Конечно же нет! Просто я больше не работаю как музыкант, однако всё равно им остаюсь. Приведу такой пример. Как-то раз мне посчастливилось разговаривать со знаменитым кинорежиссёром, поставившим грандиозный фильм "Письма мёртвого человека" – Константином Лопушанским. Как только выяснилось, что по первой профессии он виолончелист, а он узнал, что я пианист, мы тут же забыли про кино и литературу и стали с жаром обсуждать виолончельную сонату Бетховена.

- Кто из современных русских авторов Вам наиболее близок ?

– Владимир Сорокин, которого я считаю выдающимся мастером. Я знаю, что он своими эпатажными эскападами во многих не очень искушённых в литературе людях вызывает сильные негативные чувства, вплоть до ненависти. Но его эпатаж – это доспехи, которыми прикрывается очень стеснительный и интеллигентный человек Владимир Сорокин, которого я имею честь знать. Его виртуозное владение словом вызывает восхищение.

- Что Вы можете пожелать нашим читателям ?

Трудная задача. Ведь все люди разные, как же можно им всем пожелать одного и того же. И всё же: попытайтесь полюбить эту страну, не чувствуйте себя здесь гостями, но не забывайте при этом ни свою родину, ни русский язык.

июнь, 2008
Анна Циприс для литературной газеты "Зарубежные задворки"

К содержанию